Как я сдавал экзамен по нормальной анатомии

«Нормальная анатомия», несмотря на своё забавное название – это огромная кафедра, полтора семестра занятий, несколько толстенных атласов, уронив которые, можно прибить какое-нибудь мелкое млекопитающее, такой же толщины учебник и специфический запах формалина для «фиксации» трупов. Потому что спирт из-за его горючести и питьючести в нормальной анатомии не применяется.

 

* * *

Само название «нормальная анатомия» как бы оттеняет следующие за ней топографическую и патологическую анатомии, по совокупности и методом частичного сложения тянущие ещё года на два. (О легендарный «патан» с его «стёклышками»! «Сопромат» нервно курит в сторонке!)

Прихожу я на экзамен, а моя одногруппница Лена Банщикова (привет тебе Лена!), читает в учебнике не про какие-нибудь почки или мозги, а про вклад Пирогова в развитии анатомии. Сказ о нём шёл сразу за главой о вкладе в анатомию КПСС и остального Советского правительства.
Я даже дар речи потерял! Говорю ей, почти на латыни: «Лена! KUHFYRDT! Шож ты делаеж! Мы ж про эти ямки и бугорки на лопатке до сих пор не знаем, сколько их и зачем они бывают»!
Ничего мне не ответила Елена, только чёлкой длинною взмахнула.

Ладно, думаю, читай про своего Пирогова. А ведь к стыду своему, я про Пирогова тогда практически ничегошеньки не знал. А как-бы невзначай, мой славный ВУЗ носил его славное имя.
Как вы понимаете, вселенная немедленно откликнулась на  мою самонадеянность: в билете, который я вытащил, первый «общий» вопрос был о вкладе Пирогова в анатомию.
Я таращился на этот замызганный слезами студентов листок, заметив про себя, что про вклад родной партии, я бы что-нибудь загнул. Но второй, третий, и так далее вопросы по анатомическому существу, тут же сковали мой мозг превосходящими силами. Про Пирогова я забыл.

После получасового обильного потоотделения, попыток разглядеть «шпоры», писанные тончайшей отцовской перьевой ручкой, я понял, что готов и жизнь налаживается.
Надо заметить, на этой кафедре было много достойнейших преподавателей, часто пенсионного возраста. В том числе были две небольшого росточка миловидные «бабушки»- блондинки, которые всегда ходили по кафедре в тапочках. Их шарканье придавало нашим занятиям особый уют.  Одна из них была заведующей учебной частью, другая – хорошая приятельница нашего преподавателя. К последней, торжествуя, я и сел отвечать билет.
Преподаватель нашей подгруппы, мне благоволила. Очевидно, я уже с первого курса умел напускать на себя вид сурового «ботаника», и говорить врачебное «Мда-а-а…» с нужной интонацией.

Сажусь я к этой доброй женщине и бодренько начинаю отвечать на первый вопрос. Мол, единственный в истории случай: две Нобелевские премии по медицине и физиологии. Мол, собак резал, но не зазря, а открыл кучу полезных рефлексов , а так же сам факт их существования и т.д. и т.п… А преподаватель смотрит на меня с таким внимательным сочувствием и говорит: «Милый! Ты мне про кого рассказываешь?» Я поперхнулся, и от ужаса побурел, как недоформалиненная печень. В горячке и пафосе экзамена, я спутал Пирогова с Павловым.
Степень моей деморализации была столь велика, что даже неплохо зная остальные вопросы билета, я начал запинаться, мямлить, что-то там на трупе перепутал, и, всё более сникая, понял: вклад КПСС в нормальную анатомию больше моей полуторагодичной зубрёжки.

Видимо, я уже имел сильно бледный вид, поскольку моя преподавательница, что-то ласково шепнула экзаменатору, и та со словами «Торт принесёшь!», вписала «хор» в мою зачётку.
Сказано это было, вроде в шутку, и без особых претензий, но я как честный человек, сдав сессию, раздобыл роскошный торт (зимой 1992 года их ещё надо было раздобывать), и приехал на кафедру нормальной анатомии, переживая, не меньше, чем на экзамене. Оказалось – не зря.

Нахожу эту замечательную «бабушку» в тапочках, и, ужасно волнуясь, начинаю заворачивать помпезную речь, похожую на тост запоздалого гостя: мол, спасибо Вам, за наше всё, вот как обещал, пришёл, и что хотели – принёс. И торт вручаю. А «бабушка» смотрит на меня практически тем же взглядом, что и на экзамене, и говорит: «За что, милый»?
Гоголь, как драматург, о такой сцене мог бы только мечтать. Я, уже вручивший торт, теряю дар речи, растопыриваюсь и замираю. «Бабушка» снова сочувственно на меня смотрит… но как-то не так. И я начинаю с медленным ужасом осознавать, что я перепутал преподавателей, и ДАЛ ТОРТ НЕ ТОЙ БАБУШКЕ. Что передо мной стоит заведующая учебной частью, и она не в курсе моих тортовых обязательств перед нормальной анатомией. И что вклад в неё КПСС, я своим слоёным бисквитом снова не превозмог.

Как ни странно, самая страшная мысль, которая пробежала в моём постсоветском мозгу была: «Где я теперь раздобуду второй торт»?

К чести этой замечательной женщины надо сказать, что она не только вернула мне мой подарок, но и разыскала ту настоящую «бабушку», и пригласила её в кабинет, тактично его покинув (видимо, их не в первый раз путали).
Я, готовый провалиться через три этажа сразу, что-то невразумительно промычал, опять вручил торт, и, пятясь, попытался пройти сквозь мебель… В общем, как-то я ушёл с этой кафедры.

А посему заклинаю вас дети мои, учите про вклад Пирогова в анатомию, пока преподаватели в тапочках властвуют там безраздельно…

Ваш Доктор Гор

Поделиться: