Почему психиатр – очень важная и очень грустная профессия

Мой преподаватель в институте, тогда доцент кафедры психиатрии, рассказывала следующую историю: в советское время на кафедре работал знаменитый профессор.  Его  клинические разборы съезжались слушать врачи со всего Союза. Делал он это действительно блестяще, а клинический разбор, по сути, это разбор диагностический.
И вот после очередных оваций, когда профессор всё разложил по полочкам, рассказчица ловит его в коридоре со скромным вопросом: «А лечить-то этого пациента чем»? Профессор морщит лоб, и скучным голосом говорит: “Лена, дай ему этих, зелёненьких”. (Зелёного цвета в России до сих пор являются 10 миллиграммовые таблетки этаперазина, один из широко используемых антипсихотических препаратов).

 

* * *

Эта история легко бы сошла за анекдот, если бы и по сей день не отражала грустную  правду современной психиатрии:

  • большинство психических расстройств остаются неизлечимыми;
  • выбор лекарств часто субъективен, т.к. многие из них схожи или однотипны.

Впрочем, то же с очень многими хроническими болезнями. Например, диабетики, несколько раз в день делают инъекции инсулина –  у многих молодых пациентов качество жизни очень хорошее, они сами из не делают трагедии из своей истории. Люди привыкают, живут обычно, регулярно лечатся и даже болезни особо не замечают.
Только у диабетика понимание своей болезни есть, а у пациентов психиатра – нередко отсутствует, поэтому в психиатрии есть ещё важный пункт:

  • несмотря на новые типы препаратов, ни эффективность терапии в целом, ни комплаенс (степень следование пациента рекомендациям врача, приверженность лечению), принципиально не увеличиваются.

К чему это приводит?

С биохимической точки зрения,  лекарства саму болезнь не вылечивают, только типы течения одних и тех же болезни у разных людей, бывают разные – у одних поддаются лечению, у других – плохо или вовсе не поддаются. Распределение приблизительно следующее:

  1.   1/3 пациентов – хорошее состояние после лечения, практическое выздоровление;
  2.  другая 1/3 – состояние с периодическими, относительно редкими обострениями;
  3.  и последняя 1/3 – хронификация болезни: частые обострения, непрерывное течение.

Это правило действует и для неврозов и для психозов. Но особенно это актуально для психозов – тяжелых психических расстройств с галлюцинаторно-бредовой симптоматикой.

Все пациенты с такими заболеваниями,  хотят оказаться в первой трети.  Особенно не замечают, что они не оттуда, люди из трети последней. С упорством достойного лучшего применения, они обманывают себя, врачей, родственников  –  бросают терапию или принимают её абы как, обостряются, госпитализируются, некоторые буквально прописываются в психиатрических стационарах. Некоторые при этом, странным образом не замечают проблемы вообще, всё больше и больше теряя связь с реальностью.

В этом смысле психиатрия  и психиатрические медикаменты являются огромной сдерживающей  силой для людей, быстро «вываливающихся» из нашего бренного мира в мир психотических иллюзий. (Более страшных, кстати, и не приспособленных к жизни, чем обычный мир).
Лекарственное лечение остается единственным способом снятия обострения, а чаще всего – и предупреждения тяжелых психических расстройств. Это важно и в плане безопасности и в социальном плане, для нахождения пациента в обществе, семье, сохранения трудоспособности.

“Сравнительно легкие” душевные расстройства – неврозы, легки, конечно, не степенью страданий, а лишь отсутствием тяжелого искажения в восприятии реальности. А мучений там предостаточно. Пожалуй, они могут быть субъективно и посильней, т.к. с больного человека и “взятки гладки”, а тут семья, дети, работа…  Даже если речь идет о самом благоприятном  течении  повторяющихся депрессий, невыраженных навязчивых неврозах и панических атаках, – всё это крайне отравляет жизнь.

При этом процент заболевших психозом остаётся приблизительно на одном уровне, независимо от внешней ситуации, что скорее указывает на их генетическую первопричину.

Вопрос о  причинах неврозов более запутан. Можно определенно сказать, что наследственная предрасположенность имеется, но она тесно сплетена с семейной атмосферой, тем, как своим жизненным примером родители воспитывают ребенка. Ведь невроз – семейная болезнь, хоть и не заразная.  Невроз, по сути, воспитывается, как и здоровое поведение –  постоянным невротическим, «нервным» поведением родителей.

Поэтому, если отбросить наследственный, а значит и биохимический фатум, единственной сферой, где врач или психолог что-то  сознательно, предсказуемо и необратимо меняет –  это психотерапия невротических расстройств. Течение некоторых психотических состояний тоже улучшаются при проведении психотерапии (вне обострения, конечно), но это очень отдельная тема.

Получается, что лекарства довольно быстро снимают симптомы невроза, но на их психологические причины  не действуют. Биохимическая же сторона невроза подчинена вышеупомянутому принципу распределения по третям.
С психотерапией ситуация обратная – действие медленное и постепенное, но всё что вы в ней приобрели, остаётся с Вами навсегда. И биохимия здесь уже бессильна – человеческая воля творит чудеса.

Лечение психологическое и лекарственное могут сочетаться, но особого выигрыша от этого нет:

  •  лекарства становятся третьим действующим лицом в психотерапии, с ними также развиваются особые отношения, если лекарства необходимы, лучше пусть психотерапевт и врач «по таблеткам» будут разными людьми (роли будут разнесены);
  •  нередко лекарства снижают мотивацию для проработки внутренних конфликтов: почувствовав облегчение симптомов на фоне медикаментов, многие теряют интерес к причинам своих страданий, сформированным в юном возрасте в невротической среде.

Такое сочетание бывает необходимым, когда человек настолько «довёл себя до ручки», что без лекарств сохранить, например, трудоспособность невозможно.

Поэтому не затягивайте с заботой о душе, а тем более с профилактикой, если накапливается нервозность и усталость.

Ваш Доктор Гор

Поделиться: